Горькая правда. Я мужчина и жертва домашнего насилия

По статистике, жертвами семейного насилия чаще являются женщины. Однако не исключены ситуации, в которых насилие со стороны партнера испытывают мужчины. Один такой мужчина поделился своей историей с Феминистериум.

Пришло время признать горькую правду: я мужчина и жертва насилия со стороны партнера.

Почему я вообще затрагиваю эту тему, и почему именно сейчас? Это хороший вопрос. На самом деле у меня не было планов когда-либо это описывать, а тем более публиковать. Почему я должен ставить себя в такое положение? Зачем в стране размером с Эстонию публично показывать свою уязвимость? Понятно, что даже в случае анонимной истории близкие и знакомые сразу поймут, о чем и о ком идет речь. Зачем мне заново переживать ту боль, унижение и беспомощность? Единственная причина – надежда. Надежда на то, что написанное мною поможет другому мужчине, молодому человеку или даже мальчику пораньше разобраться в ситуации, выйти из нее и защитить себя.

Мне потребовался почти год, чтобы осознать, что я оказался в роли жертвы и понять, что это значит, и еще больше времени, чтобы начать защищаться. Причин много, но одна из центральных заключается в том, что в нашем обществе не говорят о насилии, тем более о таком, что направлено против мужчин. Вряд ли для кого-то секрет, что жертвы чувствуют себя очень одинокими, но, как жертва-мужчина, я испытывал глубокое чувство стыда. Мы привыкли видеть в мужчинах в первую очередь агрессоров, а не жертв, когда речь идет о насилии, но цифры показывают иную картину.

Как жертва-мужчина, я испытывал глубокое чувство стыда.

Первое масштабное исследование Департамента статистики Эстонии о насилии в близких отношениях показало, что каждый третий мужчина сталкивался с психологическим насилием со стороны партнера, и каждый десятый — с физическим. Эта статистика пугает, но каким-то странным образом ее изучение придало мне смелости и вселило в меня определенное чувство миссии. Если многие мужчины разделяют мой опыт, то я не так одинок, как мне казалось. Если такое ужасное количество мужчин разделяют мой опыт, то я испытываю определенное чувство долга поделиться своей историей и рассказать о том, как жить с насилием, справляться с ним, выживать, выходить из насильственных отношений и продолжать свою жизнь с этим опытом. Если то, что я пишу, поможет хотя бы одному мужчине (или кому угодно) предотвратить виктимизацию или лучше защитить себя, то описание своего опыта и своей травмы стоит того.

Foto: Yogendra Singh, CC

Тем, кто рос в условиях эмоционального насилия, сложнее его распознать

Психологическое насилие не является для меня чем-то новым. В школе надо мной издевались, и, возможно, мое психическое здоровье в детстве было не самым устойчивым. Обстановка дома в целом была счастливой, но не особо стабильной, и насилие не было мне совсем уж чуждо. Может быть поэтому, когда я вырос и переехал за границу, я не увидел первых признаков опасности в своих первых серьезных отношениях. У нас с самого начала было много ссор, но я привык к этому с детства. Я также испытал манипуляции, газлайтинг, унижения, запугивания, крики и другие вещи, которые, вероятно, с самого начала отношений можно было бы квалифицировать как психологическое насилие.

Именно из-за таких моделей поведения я начал оправдывать психическое насилие. Мне казалось, что есть причина, по которой со мной так обращаются. Я исходил из осознания того, что в каждом конфликте есть две стороны, и, наверное, каждому из нас следует работать над собой. Я думал, что, возможно, у нас обоих немного сложный характер. Я снова и снова искал свою вину, и в какой-то момент этих обвинений накопилось настолько много, что я потерял всякое понимание того, что я сделал и чего не сделал, что реально, а что нет. Анализируя эти ситуации одну за другой, мне, конечно, ясно, что в тех отношениях не было ничего нормального и здорового, но чувство вины я до сих пор не преодолел. Даже если рационально осознать, что жертва никогда не виновата в насилии, чувство вины берет верх.

От криков до сломанной руки

Насилие перешло в физическое измерение примерно через год после начала отношений и через несколько месяцев после того, как мы начали жить вместе. Был осенний вечер, оба уставшие после длительной работы и учебы, мы в очередной раз пребывали в ссоре и не разговаривали друг с другом. Произошла небольшая склока на тему домашних обязанностей, которая переросла в ссору, а затем привела к неожиданному физическому нападению, закончившемуся переломом кости. Оглядываясь назад, кажется, что все произошло всего за несколько секунд. Я не помню, как крики и оскорбления переросли в нападение. Этот момент — черная дыра в моей памяти. В одно мгновение мы кричали друг на друга, а в следующее мой партнер подошел, толкнул меня, и я почувствовал мучительную физическую боль. Я ушел в другую комнату, запер дверь и долго смотрел в потолок. Я начал плакать. Прошли минуты, пока я снова не почувствовал сильную боль и не увидел, что у меня опухла рука. Шок. Что делать?

На приеме медсестра относительно резко спросила: «Что случилось?» В голове было пусто. Я ответил дрожащим голосом: «Домашнее насилие».

Я встал и сказал своему партнеру, что боюсь, что он сломал мне запястье. Он ответил лишь, чтобы я перестал манипулировать. Беспомощность. Не зная, как быть и чувствуя, что не могу дышать, я вышел на улицу в осеннюю бурю прямо в тонкой домашней одежде. Я позвонил другу и услышал только, что номер, по которому вы звоните, в данный момент недоступен. Опять беспомощность. Я долго стоял, а потом позвонил другому другу. Он сквозь плач не мог понять, что случилось, но приехал. Мы отправились в травмпункт. На приеме медсестра относительно резким голосом спросила: «Что случилось?». Я не мог найти, что ответить. В голове было пусто. Медсестра повторила вопрос еще более жестко. Я ответила дрожащим голосом: «Домашнее насилие».

Медсестра нахмурилась и попросила подождать. Затем меня вызвали в кабинет, где пришлось повторить, что произошло, перед врачом и тремя медсестрами. И я снова не смог дать более точного объяснения, чем «домашнее насилие». Ответом был только кивок, никаких дополнительных вопросов, никаких предложений о помощи – ничего. Рентген показал, что у меня закрытый внутрисуставной перелом, а официальной причиной было «нападение с применением физического насилия в домашних условиях во время отдыха или досуга». Половину руки загипсовали и отправили домой, не став выяснять подробности причины травмы. Но где мой дом? Куда я иду?

Я пришел к выводу, что мне больше некуда идти, кроме как вернуться к своему спутнику. На мне лишь футболка, в кармане только телефон. Даже ключей с собой не было. Я позвонил в дверь. Тишина. Позвонил еще раз. Наконец наш общий сосед по квартире открыл дверь. Он посмотрел на меня, заметил мою руку в гипсе и вздохнул. Я снова заплакал.

В одно мгновение мы кричали друг на друга, а в следующее мой партнер подошел, толкнул меня, и я почувствовал мучительную физическую боль.

Точную реакцию не помню, но мне четко дали понять, что надеяться на сочувствие не стоит. Нужно взять себя в руки и восстановить мир в общей квартире. Когда я вошел, мой партнер сидел на диване в гостиной и спокойно смотрел сериал. Я попросил его обратить на меня внимание, и когда он увидел меня с загипсованной рукой, его настроение изменилось. Мой партнер, которого я всегда считал довольно бесчувственным и стоическим, начал громко плакать. Опять шок. Что я делаю? Я сел рядом с ним, утешил и пообещал, что все будет хорошо. Я обещал, что не оставлю его.

Домашнее насилие или просто небольшая драка?

Как я мог поступить иначе? Я был крупнее, выше, старше, — тем, кто нас содержал. Я привык доминировать, следить за оплатой счетов, планировать наше время и быть главным. Следовательно, я должен быть тем, кто защищает нас. Но теперь я стал жертвой. Вместо того чтобы защитить себя, я раздумывал над тем, как в сложившейся ситуации защитить его и нас.

Как сделать так, чтобы сохранить отношения? Как я могу быть уверенным, что другие не будут слишком сильно осуждать моего партнера? Как объяснить полученную травму семье, друзьям, коллегам? Дальним знакомым я сказал, что упал с лестницы. Мне было стыдно быть жертвой, и не хотелось об этом говорить. Самым близким друзьям рассказал кое-что из этой истории, но был очень осторожен. Дескать произошла небольшая драка, в ходе которой случился неожиданный инцидент. Беззаботная шутка или ироничное замечание и все. И вскоре эта история, основанная на отдельных эпизодах, стала реальностью и для меня. Значит так все и было. Просто драка и небольшое происшествие. Ничего плохого. Я не жертва.

К сожалению, перелом не зажил так быстро, как хотелось. Случилось осложнение, и мне пришлось пойти на операцию. Время заживления значительно увеличилось. Жить с переломом довольно сложно, к тому же меня мучило постоянное чувство вины за свою ограниченную способность функционировать. Прошли недели, и я наконец избавился от гипса. Перелом оставил шрам и уродливый след. Поначалу меня это не беспокоило, но чем больше времени проходило, тем уродливее мне он казался.

Foto: Sasha Freemind, CC

Отношения с партнером какое-то время после произошедшего были необычайно теплыми и безопасными. Видимо чувство вины заставило его уделять мне больше внимания и быть со мной мягче. Я получил огромное удовольствие от этого времени. Иногда я чувствовал себя немного виноватым, как будто воспользовался чужой виной, хотя эта идиллия длилась недолго. Через несколько месяцев крики, манипуляции, газлайтинг и все остальное вернулись и стали такими же частыми, как и раньше. Но мое отношение к этому изменилось. Я чувствовал, что у меня нет сил.

Я не говорю, что все наши ссоры были односторонними, но когда доходило до криков, я просто отключался. С одной стороны, я чувствовал страх. Когда мой спутник с криком приближался ко мне, меня бросало в дрожь. Мне было очень неуютно. Как я могу быть таким слабым? Если бы я не был таким слабым, этого бы вообще не произошло. Но большую часть времени я был полностью измотан и просто не мог противостоять. Отношения продлились около полугода, пока мы не расстались по другим, пусть и косвенно связанным, причинам. Не было никакой другой особой причины, кроме того, что я просто не мог больше этого терпеть. Сначала я чувствовал себя виноватым за то, что не смог эмоционально вкладываться в отношения так же, как раньше. Но в конце концов пришел к выводу, что ничего не могу с этим поделать. И что ему было бы лучше найти кого-то, кто не был бы таким бессильным.

Непреодолимое противоречие — защитить другого или сказать правду?

Прошли месяцы после расстования, и сломанный сустав снова начал напоминать о себе болью. Я впервые задумался о сломанной руке всерьез. Боль носила физический характер, но имела необычайно сильный психический аспект. Наконец, прошел почти год, когда я, глядя на себя в зеркало, смог признать, что я жертва. При этом мне до сих пор очень сложно осознать, что я не виноват в произошедшем. То, как я отнесся к насилию сразу после происшествия, все еще препятствует моей способности видеть себя жертвой. Поскольку я защитил своего партнера и снижал значимость опыта насилия, многие друзья и близкие до сих пор не воспринимают это всерьез.

Странно ведь спустя почти год говорить, знаете, я мог тогда сказать, что это не было чем-то ужасным, но на самом деле было. Странно говорить, что тогда я не хотел, чтобы вы видели во мне жертву, но сейчас мне больно, что вы не воспринимаете мой опыт жертвы всерьез. Сейчас я чувствую себя одинокой жертвой. Тогда я делал все, чтобы скрыть насилие, но теперь хочу, чтобы мой статус жертвы был признан.

Foto: Bob Price, CC

Я ничего не могу сделать с сочувствием. Однако меня задевает то, что я не могу толком держаться от него в стороне. Большинство наших общих друзей и знакомых не оценили его поведение адекватно и отреагировали соответственно — во многом, конечно, по незнанию, потому что я сам скрывал и преуменьшил большую часть того, что происходило. Однако друзья, наиболее осведомленные о случившемся, те немногие, кому я осмелился рассказать, сочувствовали мне и часто выражали негодование по поводу того, что он сделал, но продолжали с ним общаться. Моя цель — не пристыдить или обесценить кого-либо, но конфликт, который я чувствую между защитой себя и защитой другого, кажется непреодолимым. Если я говорю о своем опыте, то я причиняю вред ему, если нет, то себе. Стоит ли мне держаться подальше от друзей-знакомых и остаться в полном одиночестве? Попытаться ли проглотить свои чувства, “сохранить лицо” и продолжить общественную жизнь как ни в чем не бывало? Или же настаивать на признании того, что со мной произошло, и рисковать тем, что его репутация может пострадать?

Я не могу предложить хорошего решения этой дилеммы, но одно верно: время и постоянная работа над собой действительно лечат раны. Может быть, не полностью, но заметно. И даже если весь мир вокруг вас хочет, чтобы вы поскорее вернулись к своему прежнему состоянию, придется набраться терпения. Главное не оставаться одному. В одиночку избавиться от насилия гораздо сложнее, чем при поддержке других. Если можете, сразу и честно расскажите о своем опыте. Если не можете, соберитесь с силами и выскажитесь. Не лгите просто так за кого-то — так вы изолируетесь и останетесь по-настоящему одинокими.

Я надеюсь, что этот текст поможет некоторым жертвам почувствовать себя менее одинокими.

Автор известен редакции.