Женщина в науке: Илона Фаустова — о желании изменить мир и работе моделью
11 февраля отмечается Международный день женщин и девочек в науке. Ассоциированный профессор в области молекулярной биологии Тартуского университета Илона Фаустова рассказала о будущем синтетической биологии, светящихся деревьях и своей модельной карьере.
В Эстонии с каждым годом женщин в науке становится больше: если десять лет назад соотношение мужчин и женщин составляло 60 к 40, то сейчас женщин-ученых уже 46 процентов — причем, их стало больше во всех областях.
Женщины составляют явное большинство, или примерно 60 процентов, исследователей в области медицины и здравоохранения, социальных и гуманитарных наук, а также искусства. Кроме того, более половины специалистов в области сельского хозяйства и ветеринарии — женщины. Однако в областях точных и технических наук и технологий их 20 и 27 процентов соответственно.
«Наука интересна тем, что ты всю жизнь будто играешь в игру. Когда перед тобой стоит задача, нет никаких ответов — будто в квесте. Ты пробуешь одно, второе, третье, как в детективной истории. Часто говорят, что наука сухая, но это не так. В ней есть место и логике, и креативности», — говорит Илона Фаустова в интервью, которое мы публикуем в сотрудничестве с nauka.err.ee.
День женщин и девочек в науке отмечается не случайно — это все еще та область, где женщинам пробиться сложнее. Были ли на вашем пути какие-то трудности?
Если мы посмотрим статистику о том, как много в университетах женщин и мужчин — особенно на руководящих постах и с профессорским званием, то увидим, насколько там много мужчин. Причин может быть несколько. Стереотипы постепенно уходят, и в науке много уважаемых женщин, слово которых много значит. Но исторически так сложилось, что женщин не воспринимали серьезно, они были домохозяйками или работали в других сферах. Университеты же с давних лет — Тартуский университет с 1632 года — развивались именно во главе с мужчинами-профессорами.
Большую роль играет и то, что в науке очень важно не пропустить момент. Эта область динамична и постоянно развивается. И если женщина создает семью, уходит в декретный отпуск, то очень трудно наверстать упущенное. Это все равно возможно, и женщины это делают, но обычно им приходится сложнее.
«Ты можешь быть маленьким винтиком, но находишься в той машине, которая пытается сделать мир лучшим местом.»
Когда ты уже достиг чего-то, продемонстрировал свой профессионализм, и занимаешь какую-то позицию, нет такого, чтобы тебя не воспринимали всерьез и говорили «женщина, молчи». Но когда я только поступила в университет, я работала моделью, и у некоторых преподавателей было несколько предвзятое отношение к девушке-блондинке на каблуках. Приходилось доказывать, что ты не просто красивое личико, а что-то понимаешь и можешь что-то делать. Но когда уже показал, то отношение меняется.
А внутреннего синдрома самозванца не было?
Когда я пошла учиться в университет, я не планировала стать ученым. Думала, что получу степень бакалавра и пойду работать или вовсе уеду из страны — не буду продолжать работу в Тартуском университете.
Но когда я приступила к учебе в бакалавриате и стала специализироваться в биоорганической химии, то получила интересный проект. Это направление связано с организмом человека: мы изучаем различные процессы и их регулирование, причины возникновения болезней и способы лечения. Я стала заниматься исследованием одной из десяти реакций, которые происходят в процессе гликолиза, то есть расщепления сахара в организме для получения энергии.
И чем больше я училась, тем больше вопросов у меня возникало. Это всегда так: когда сталкиваешься с неизведанным, понимаешь, насколько мало ты на самом деле знаешь.
Если это твое, то появляется азарт: приходишь в лабораторию, проводишь эксперименты, получаешь результаты, строишь теории — и это захватывает. После бакалавриата передо мной не стояло вопроса уйти или остаться — я поступила в магистратуру, после которой точно так же попала в докторантуру — увлеклась темой. Теперь я уже занимаюсь не химией, а молекулярной биологией. Но эти две сферы сильно связаны.
Но у меня до сих пор есть чувство, когда меня объявляют — а сейчас я уже ассоциированный профессор — для меня это звучит, как чужое, что-то не про меня.
Помимо научной деятельности вы работаете моделью. Насколько эти две области повлияли друг на друга?
Благодаря тому, какое равновесие я держала между двумя этими сферами, они скорее помогают друг другу. Как бы ты не был увлечен, тебе все равно нужна смена занятия, чтобы работа не превращалась в рутину, чтобы не застревать в проблемах и нерешенных вопросах.
В науке очень часто бывает такое, что эксперименты не получаются. Первое, чему мы учим студентов — это нормально принимать провал. Потому что у тебя всегда будет не получаться, правильного ответа не существует — мы его ищем. Ты можешь предполагать и строить теории, но не знаешь наверняка.
«В 2001 году Пол Нерс получил Нобелевскую премию за открытие того, что CDK-киназа регулирует процессы деления клетки. А мы изучаем, как именно.»
Модельное дело всегда было отдушиной — это совершенно другое занятие, другой круг общения, другие темы для разговора. Ты переключаешься и таким образом отдыхаешь. Некоторые люди идут в спортзал и там отдыхают, у меня модельное дело.
С другой стороны если бы во время обучения на бакалавриате, где много лекций и сессий, я поставила бы какие-то показы в приоритет, я бы просто не успевала. Во время бакалавра я забрала документы из агентства, потому что нужно было сфокусироваться, влиться в процесс, сдать сессии. А когда вошла в колею, то вернулась в модельное дело — и показов и съемок стало больше. Но все-таки в приоритете у меня была учеба.
В начале этого года Тартуский университет получил крупнейший в истории грант на развитие синтетической биологии. Давайте для начала определимся с терминологией: что такое синтетическая биология, что такое биотехнологии — и где между ними пролегает грань?
Биотехнологии — это очень обширная сфера, куда входит и биопроизводство, и биомедицина, и другие отрасли. В очень большой части них применяется синтетическая биология. Ты синтетически создаешь генно-модифицированные организмы, клетки, и учишь их производить какое-то вещество.
Само слово «синтетический» может вводить в заблуждение, потому что в обиходе «синтетика» — это что-то искусственное, чего не существует в природе. Но ведь вы не создаете клетки с нуля?
Мы берем имеющиеся клетки. Очень часто применяются, например, клетки дрожжей. Мы вносим в их геном необходимые нам изменения, чтобы дрожжи начали производить то, что мы хотим.
Мы называем эту биологию синтетической не потому, что там искусственный организм, а потому что руками человека что-то меняем в исходном организме?
Да, потому что организмов с такой мутацией в природе нет — и потому он уже синтетический. Мы его создаем искусственно.
Например, произведенные людьми в лаборатории ГМО — генно-модифицированные организмы — являются синтетическими. Хотя ГМО может быть произведен натурально — при помощи селекции. Например, делают морозоустойчивую клубнику — ее годами выращивают так, чтобы она изменилась. Или есть капуста, брокколи, цветная капуста — все это когда-то было выведено в сельском хозяйстве, но на то, чтобы появился новый вид, ушло очень много времени.
Получается, что синтетическая биология — это очень широкая сфера. Сузим ее — чем именно занимаетесь вы?
Мы развиваем саму технологию. Изучаем цикл клетки, как регулируется, что происходит. Это фундаментальная наука. Например, если клетка делится нерегулируемо, то возникают опухоли. Для того чтобы знать, как клетку регулировать, как лечить, ты должен знать, какие процессы и каким образом в ней происходят.
«У некоторых преподавателей было несколько предвзятое отношение к девушке-блондинке на каблуках.»
Еще в 2001 году Пол Нерс получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине за открытие того, что CDK-киназа регулирует все процессы деления клетки. А мы изучаем, как именно. Мы ищем «мотивы», их еще можно назвать «штрих-кодами», — это последовательности аминокислот, определенные паттерны, которые выполняют конкретную функцию в клетке. Если найти и изменить их, то ту же дрожжевую клетку можно заставить делать то, что нам нужно — делиться в нужный момент или что-то производить.
Поскольку в Эстонии очень развита деревообрабатывающая промышленность, то имеется много отходов — опилок. Одно из направлений, которое мы уже начали, это использование этих отходов. Опилки различными методиками разлагают до лигнина и сахаров. А мы изучаем, как научить клетку есть эти сахара и производить что-то полезное. Это могут быть витамины, лекарства, парфюмерия — что угодно. Сейчас это исследование на той стадии, когда мы учим клетку использовать сахара.
Также у нас развивается область переработки выхлопных газов. Можно учить бактерии есть эти газы и производить что-то нужное, например, ткани.
То есть, сейчас задача стоит именно в разработке самой технологии, а производство чего-то полезного — это следующий этап?
Да, это так. Одной из задач синтетической биологии является создание большого набора биологических модулей, которые можно будет комбинировать для получения системы с нужными функциями. Которая в свою очередь будет производить какие-либо необходимые нам вещества. В будущем можно будет проектировать биологические системы с прогнозируемыми функциями на компьютере.
На самом деле некоторые из подобных технологий уже существуют. Среди интересных — это производство светящихся деревьев, которые сами освещали бы улицы.
Другая — это строительный материал из бактерий с песком. Он работает как простой цемент до тех пор, пока не появляется трещинка. Когда появилась, то бактерия начинает производить кальциты, и трещинка начинает застраиваться.
Можно получать лекарства, ведь многие из них имеют растительное происхождение. А экстрагировать из растений — это энергозатратно, дорого и не очень эффективно. Вместо этого можно добавить в хромосомы дрожжей гены растений, которые отвечают за производство этого же лекарственного вещества, и начать производить это вещество в дрожжах. То же самое лекарство от малярии — артемизинин — уже получают при помощи клеток дрожжей. Эта технология не просто существует, она уже применяется.
Вы уже достигли больших высот в науке. А какие еще цели перед собой ставите? Какие у вас амбиции?
Мы получили грант на создание биоцентра, где будем оцифровывать нашу бионауку. Это что-то новое, вызов. У меня в последнее время не было большой цели, так как предыдущие были реализованы и было такое душевное состояние, когда я искала новые направления, задавалась вопросом «что дальше?», думала к чему стремиться — и этот проект частично стал решением.
«Модельное дело всегда было отдушиной — это совершенно другое занятие, другой круг общения, другие темы для разговора.»
Вторая часть, чем я занимаюсь в университете — я программный директор магистерских и бакалаврских программ, которые мы создали с нуля в 2016 году. Мне очень нравится работать со студентами, играть какую-то роль в судьбе и жизни молодых людей, которые только пришли и еще сами не знают, как сложится их карьера. Это очень ответственная задача, и я стараюсь никогда не направлять их напрямую, а советовать и рассказывать, что будет, если поступишь так, что будет — если по-другому.
Еще у нас есть проект — международный конкурс, в котором участвуют студенты. Это самый большой в мире конкурс по синтетической биологии, на него съезжаются 400 команд со всего света. Смысл — предложить решение какой-то мировой проблемы. С одной стороны это игра, а с другой — наука. И задача в том, чтобы научить студентов работать самостоятельно.
Почему я этим занимаюсь? Потому что ты в какой-то мере чувствуешь, что можешь принести какую-то пользу. Что-то исправить к лучшему, как-то улучшить жизнь. Мы постоянно говорим фразу «Make the world a better place» — ты можешь быть маленьким винтиком, но находишься в той машине, которая пытается сделать мир лучшим местом. Одна из амбиций — делать это.
