Царапать или не царапать. Или, может, наконец изменить закон?

В октябре издание Õhtuleht поделилось рекомендациями опытного прокурора о том, что насильников следует по возможности царапать ногтями. В этом месяце также исполнилось пять лет с начала глобальной волны движения #MeToo, вызвавшей многочисленные дебаты о домогательствах и сексуальном насилии. Несомненно, #MeToo изменил эстонское общество, что отразилось и на законодательстве. Однако, неизменным остался подход к основной концепции — к согласию. Иначе как на закате 2022 года прокурору, ведущему дела о сексуальном насилии, могло прийти в голову давать такие советы?

Начать хотелось бы с положительной ноты. С #MeToo в Эстонское законодательство были внесены некоторые изменения, а также разработаны услуги, ориентированные на помощь жертвам. В 2017 году лавина личных историй, последовавшая после статьи о кинопродюсере Харви Вайнштейне, показала, насколько широко распространены сексуальные домогательства, и какой весомой частью жизненного опыта они являются для многих, в особенности молодых, женщин. А также насколько серьезными могут быть их последствия на психику жертвы.

Движение #MeToo привело к обсуждению природы сексуального насилия, сексуального согласия, отношения к жертвам. А также к дискуссиям о том, как сексуальное насилие и оглашение имен должно освещаться в СМИ, и у кого есть право голоса (некоторые женщины, рассказавшие о своем опыте с указанием имен обвиняемых, позже были признаны виновными в клевете). Нельзя сказать, что дебатов на эти темы не было раньше. Однако, с годами они усилились, а #MeToo придал дискурсу новую силу.

В Эстонии Феминистериум собирал и публиковал анонимные истории об опыте домогательств (под тегами #minaka и #minaka14), и мы заметили некоторые закономерности. Во-первых, все, что было связано с домогательствами, трактовалось очень широко. Истории варьировались от неприятных комментариев и угроз до изнасилования. Во-вторых, переживания часто происходили в очень раннем возрасте, в детстве или в предпубертатном периоде. Неуверенность, сопровождающая молодежь в нашей культурной среде, неприятие собственного тела — все эти обстоятельства создавали благодатную почву для злоупотребления доверием или давали кому-то мнимое право комментировать, трогать, глазеть.

В-третьих, у многих историй были прямые или косвенные свидетели. Несколько примеров: кто-то мастурбирует в общественном транспорте, прижимается и громко комментирует грудь 11-летнего ребенка, в то время как другие пассажиры пристально смотрят в окно. Кибер-травля девушек и женщин, ярко проиллюстрированная в аккаунте @seepoleokei, пугает как содержанием, так и объемом.

Также #MeToo показал, насколько нездоровой может являться рабочая и учебная среда не только с точки зрения домогательств и насилия, но и с точки зрения издевательств и буллинга. И какими небезопасными могут быть спортзалы, бассейны, троллейбусы и уроки игры на скрипке, не говоря уже о барах или ночных клубах.

Позитивные изменения в Эстонии

Эстония действительно сильно развилась за последние пять лет, и изменения эти начались еще раньше. Например, финансирование центров поддержки женщин увеличилось более чем в три раза за последние десять лет (подробнее читайте в сборнике “На пути к сбалансированному обществу III”).

Наибольшие изменения произошли в 2017 году, когда Эстония утвердила Конвенцию Совета Европы о предотвращении домашнего насилия и насилия в отношении женщин, так называемую Стамбульскую конвенцию. Голосование Рийгикогу показало подавляющую поддержку: 79 депутатов проголосовали “за”, только шесть были против. В том же году уголовными преступлениями стали домогательства, принудительные браки, калечащие операции на женских половых органах, покупка сексуальных услуг у жертв торговли людьми. Помимо этого, физические сексуальные домогательства также были признаны правонарушениями. Были созданы четыре круглосуточных кризисных центра для жертв сексуального насилия, где, помимо оказания медицинской помощи, осуществляется также сбор доказательств.

В 2019 году изменились штрафы за изнасилование и деяния сексуального характера, совершенные против воли жертвы, а в качестве отягчающего обстоятельства добавилось введение жертвы в беспомощное состояние с помощью наркотического или психотропного вещества. С 2020 года прокурор может при необходимости издать временный запретительный приказ, даже если сам потерпевший этого не хочет.

С 1 ноября этого года возраст сексуального согласия был повышен с прежних 14 до 16 лет. Изменение было вызвано делом футболистки Миа Белле Трисна и вниманием, которое оно привлекло. В этот же день вступило в силу и изменение, согласно которому вступать в брак могут только совершеннолетние лица (ранее исключения могли быть сделаны с 15-летнего возраста). Также проект нового Закона о помощи жертвам поступил в Национальную ассамблею. В нем впервые была сформулирована помощь в кризисных ситуациях для жертв сексуального насилия. Его целью является улучшение доступности помощи жертвам насилия.

Царапать – и сделать еще хуже?

Глядя на вышеперечисленные достижения, кажется, что Эстония движется в правильном направлении. Кажется, что законы дополняются, развиваются службы помощи жертвам. Однако что-то пошло не так, если опытный прокурор рекомендует царапаться во время изнасилования. Эта рекомендация показывает невежество в отношении природы острых стрессовых реакций, при которых жертва часто просто замирает и не может двигаться даже если очень хочет.  И особенно часто это происходит в случаях сексуального насилия. К тому же, сопротивление может усилить угрозу эскалации насилия. Я несколько раз проходила обучение HEAT для людей, работающих в условиях повышенного риска. Упражнения имитируют реалистичные, крайне стрессовые и опасные ситуации. Похищение человека, захват заложников, сексуальное насилие и т. д. Главное, чему учат в таких ситуациях, — это полное подчинение и повиновение, так как любое сопротивление увеличивает риск получения жертвой дальнейших травм. Своей же рекомендацией прокурор будто пытается выдать желаемое за действительное, чтобы жертва сама облегчила следствие. Потому что, может быть, удастся собрать улики в виде какого-нибудь биологического материала из-под ногтей пострадавшего.

Одной из очевидных проблем является то, что, несмотря на постоянные изменения Уголовного кодекса, понятие сексуального насилия в эстонском правовом пространстве все еще не основано на согласии. Упоминается действие “против воли”, но для того, чтобы что-то вообще квалифицировать как изнасилование (или более мягкую степень “акта сексуального характера против воли”), необходимо выполнить пару условий:  применить насилие или воспользоваться беспомощным состоянием. Что, в свою очередь, делает возможным ситуацию, когда Харьюский уездный суд выносит решение в пользу обвиняемого, поскольку, по мнению суда, беспомощное состояние жертвы не было убедительно и на 100% доказано (то, что жертва была в состоянии алкогольного опьянения, и что произошел “половой акт”, было доказано).

К той же категории относится аргумент, использованный присяжным адвокатом Ану Пяртель. Ее клиент, 43-летний мужчина, был обвинен в сексуальных домогательствах и изнасиловании детей. Пяртель утверждала, что дети поощряли действия мужчины своим поведением — не кричали о помощи, не сопротивлялись и не обратились за помощью при первой возможности. На момент происшествия детям было 9 и 10 лет. К счастью, Верховный суд отклонил этот довод защиты, посчитав его беспочвенность и неуместность очевидными. Хотя из судебных решений можно вычитать немало удивительных доводов защиты, это был новый уровень.

Эстонии нужен закон о согласии

Несмотря на #MeToo и прогресс в законодательстве, эстонское общество нуждается в ликбезе по темам сексуального насилия. Как насилие влияет на жертву, почему жертвы не всегда кричат, борются, царапаются или обращаются за помощью. Мы должны спросить, почему при определении закона о сексуальном насилии основное внимание уделяется крику “нет”, а не тому, было ли сказано ”да”. Согласие должно быть дано свободно, ясно выражено, и лицо должно быть физически и психически способным его дать. Согласие, данное один раз — перед алтарем или при уходе с кем-то домой — не означает, что согласие будет дано и в дальнейшем. Молчание —не знак согласия.

Согласие никоим образом не является чужеродным понятием в Уголовном кодексе. Оно встречается целых 24 раза, хотя львиная доля касается обеспечения прав обвиняемых и осужденных. Например, тюремное заключение может быть заменено общественными работами или испытательным сроком с электронной слежкой только с согласия осужденного. Ничего нового законодателям придумывать не приходится. Если согласие является недвусмысленным понятием в случае ножного браслета, то почему не в случае сексуального насилия?

Конечно, само существование закона о согласии не устранит сексуальное насилие. Но обеспечит юридическую поддержку изменившимся ценностям. Сейчас мы находимся в ситуации, когда говорим с детьми и молодежью о согласии и телесной автономии, в то время как на деле закон не поддерживает такой подход. В сексуальном воспитании учат, что если одна сторона не хочет, а другая этого не уважает, то это жестокое обращение или насилие. Однако, если бы вы попали в зал суда с подобным делом, оказалось бы – как недавно в Харьюском уездном суде – никому нет дела до вашего согласия. И для того, чтобы случившееся квалифицировалось как изнасилование, вы должны были бы валиться с ног от опьянения.

И если чьи-то ценности застряли в 90-х, им смог бы помочь закон. Нам нужен подход, который поддерживает здоровые, счастливые и позитивные сексуальные отношения, и нам нужен закон, поддерживающий этот подход. Нам нужен Закон о согласии.