Быть девочкой слишком больно
Публикуем историю читательницы Феминистериума, в которой она описывает условия формирования своего «я» с ранней юности до настоящего времени.
Внимание! Статья может вызвать острую реакцию, поскольку содержит описания сексуального и психологического насилия.
Мне шесть. Соседи и родственники зовут меня малышка Пеэтер. Называя меня малышкой Пеэтер они хотят сделать из меня хорошую девочку. Но это не я, смех слишком громкий, а поведение слишком живое, я слишком часто оказываюсь на вершине дерева. Мои колени тоже никуда не годятся, потому что больше всего на свете я люблю кататься на велосипеде. Вот только я для этого слишком неуклюжа. Они могли бы назвать меня «малышка Слишком». Потому что, по их мнению, я — всегда слишком. Слишком что угодно. Слишком мало, слишком много, слишком активна, слишком беспокойна, слишком жива, слишком громко смеюсь, слишком смела, слишком умна, слишком высокомерна, слишком любопытна.
Мне четырнадцать, и моя бабушка при каждой встрече со мной говорит о моем теле. В гости к бабушке в соседний дом приходится ходить каждый день, потому что родители на работе, а одной оставаться не разрешают. Ежедневно получаю от бабушки отчеты об изменениях. На килограмм больше. На килограмм меньше. Такая молодец, девочка Пеэтер! Наконец-то! Сидя по вечерам перед телевизором, она внушает мне наивысшие женские цели. Красота. Вид. Богатый муж. И тогда стану правильной женщиной.
Бабушка вешает на холодильник лист бумаги А4, на котором с помощью карандаша и линейки аккуратно нарисована таблица. Я и моя двоюродная сестра, — решила мама, — будем соревноваться, кто больше похудеет. Не осмеливаюсь больше есть.
Мне шестнадцать. Меня насилует друг семьи. То есть — мне кажется. Я не знаю. Я не знаю, что именно происходило каждый раз, когда я просыпалась с ватной головой и болящим влагалищем по утрам, когда оставалась у него дома. Это случается вновь и вновь. Десятилетия спустя я в каждый момент стараюсь всю свою энергию положить на то, чтобы убедить себя, что ничего не произошло. Ничего. Иногда же просто что-то болит. Бывает. Так ведь?
Как долго можно отрицать прошлое? Ты бежишь. Будто марафон. Но твой преследователь сильнее. Красивая ложь спасает до поры до времени. Однажды — это случилось год назад — он меня догнал. Я рассказала терапевту. И рухнула.
Мне восемнадцать, и за семейным столом я слышу, как женщины громко настаивают на том, что все эти жертвы, нет, «жертвы», только и делают, что врут. О том, что произошло. Потому что они жадны до денег и пытаются манипулировать. Мужчины кивают в знак одобрения. Они так довольны своими здравомыслящими женами. Так довольны. Я встаю. Выхожу из-за стола. Они начинают петь. Я больше не могу.
Мне двадцать четыре, и я до сих пор (НЕТ-НЕТ-НЕТ) невинна. Я не понимаю, почему убегаю от мужчин. Даже от тех, кто хочет любить меня. Я не понимаю, почему меня тошнит от тревоги каждый раз, когда я в комнате наедине с парнем. Не понимаю, что со мной не так.
Становится лучше. Если мужчина в отношениях, это безопаснее. Тогда боль менее вероятна. Хотя… со мной же ничего не случилось, так ведь (НЕТ-НЕТ-НЕТ)?
Тем летом я напиваюсь в хлам и позволяю пьяному коллеге с полутвердым пенисом делать со мной все, что он хочет. И я ненавижу себя.
Мне семнадцать, двадцать четыре и двадцать восемь, а мне все еще говорят, что я слишком. Даже сегодня. Вот только сегодня сказали. На работе.
Мне тридцать два, и мой гинеколог сокрушается, что у меня нет детей. Ни одного. Даёт мне указания заняться этим. Душераздирающая боль, которая когда-то началась во влагалище, теперь повсюду.
Так ведь и надо, считают они. Унижать, подталкивать, запугивать меня, чтобы я стала тихой, маленькой, хорошей девочкой, которая все это стерпит.
И они не понимают. Меня. И, вероятно, никогда не поймут.
