Непрозрачная система и решающие судьбу людей специалисты, или Как государство обращается с трансгендерами

Трансгендеры Эстонии уже заранее знают, что ожидает тех, кто обратится к доктору Имре Раммулю, психологу-сексологу и главе экспертной комиссии по смене пола при Министерстве социальных дел. Задаваемые вопросы не меняются из года в год, предположения одни и те же, неумные шутки — и те остаются прежними.

Йоозеп — транс-мужчина тридцати с небольшим лет, работает видеотехником. Во время его первого визита Раммуль поделился с ним, что, хотя по профессии он является мужским врачом, теперь к нему приходит всё меньше и меньше «нормальных» мужчин. Что в медиа всё чаще говорится о педофилах, зоофилах и транссексуалах, и что он не понимает, зачем всё это нужно. Эта встреча была для Йоозепа крайне неприятной. «И всё это мне говорил не какой-то тролль в социальных сетях, а человек, к которому я пришел за помощью и поддержкой», — описывает он.

И это далеко не единственный случай, когда поведение опытного специалиста вызывает недоумение у обратившихся к нему людей. Сам Раммуль отрицает тот факт, что вел себя ненадлежащим образом.

Люди, нуждающиеся в услуге по признанию пола, до сих пор опасались, что Раммуль не допустит их к прохождению экспертной медкомиссии. Поэтому в прошлом система и ее участники и не подвергались публичной критике. У проинтервьюированных мной людей также преобладает ощущение, что, несмотря на многочисленные жалобы, заинтересованность в изменении хода процедуры признания пола отсутствует.

Эстонское государство фиксирует принадлежность человека к мужскому или женскому полу посредством первой цифры личного идентификационного кода и гендерного маркера в регистрах и официальных документах, таких как удостоверение личности и паспорт. Процедура признания пола относится к действиям, которые предпринимаются в случае, когда требуется изменить гендерные данные — личный идентификационный код и имя, поскольку гендерная идентичность им не соответствует. Юридическое признание пола также дает доступ к медицинским услугам, таким как заместительная гормональная терапия, которая помогает скорректировать внешний вид в зависимости от полового самовосприятия.

С 1999 года процесс признания пола в Эстонии регулируется следующим законодательным актом — постановлением «Единые требования к медицинским процедурам по смене пола». В этом документе описывается два этапа. Во-первых, лицо, желающее изменить свой юридический пол, должно получить разрешение комиссии по медицинскому освидетельствованию, назначенной Министерством социальных дел. Во-вторых, документы могут быть приведены в соответствие по гендерному маркеру через два года с момента получения разрешения.

Комиссия по медицинскому освидетельствованию — это учреждение, утвержденное распоряжением министра социальных дел, куда должен обращаться любой, кому необходимо, чтобы государство сменило гендерный маркер и выдало соответствующие документы. Комиссию, созданную 21 год назад, все эти годы возглавлял Имре Раммуль, психиатр-сексолог, а также четыре члена комиссии [KR1] оставались всё это время неизменными. Государство не осуществляло контроль над действиями комиссии. На данный момент комиссия прекратила свою деятельность и была распущена по собственной инициативе. Людям, нуждающимся в услуге по коррекции половой принадлежности, с начала этого года было некуда обратиться.

В данной статье семь человек делятся своим опытом в надежде, что организация процесса для будущих соискателей изменится к лучшему. Описывается опыт соприкосновения респондентов с государственной системой признания пола в период с 2003 по 2020 год.

Неуместные суждения и вопросы не по делу

Терье пришла на прием в комиссию в 2003 году. Для нее это был важный этап большого пути, а на приеме врачи начали выяснять, видит ли она эротические сны. Терье ответила, что не видит, что она асексуальна. «Тогда они начали смеяться так, что аж животы затряслись, и стали утверждать, что у женщин асексуальность отсутствует, что это просто фригидность», — вспоминает свой опыт встречи с комиссией Терье, на тот момент студентка экономического факультета.

Работающая кассиром Виктория Шперова и студентка факультета философии Сара Аруметса вспоминают, что им задавали вопросы, ни в коей мере не связанные с их гендерной идентичностью: «Какую роль вы играете в сексе? С кем вы спите? Кого предпочитаете? Что вас возбуждает?» Разработчик программного обеспечения Эмма добавляет, что на момент обращения к комиссии она еще не состояла ни в каких отношениях, и что вопросы были навязчивыми и повторяющимися.

Я звоню Имре Раммулю, чтобы расспросить подробнее о процессе. Бывший лектор и врач с опытом работы руководителем психиатрической клиники абсолютно уверен в своей правоте и объясняет мне, что неуместные интимные вопросы необходимы, чтобы выяснить, с какой мотивацией человек обратился в комиссию: «Мотивация может оказаться совсем иной, чем коррекция половой принадлежности, например желание избежать службы в армии и прочее». На вопрос, приходили ли к ним на прием лица, желающие избежать воинской повинности, он не отвечает. «Вопрос в том, зачем вообще нужна эта комиссия», — говорит он.

Какую-либо предвзятость или двусмысленные шутки касательно людей, обратившихся к нему в относительно уязвимом положении, практикующий психиатр-сексолог отрицает, утверждая, что разговоры всегда носили конструктивный характер.

Иллюстрация: blu3milla

Что происходит в комиссии?

По сути, лицо, подающее заявку на признание гендерной идентичности, должно иметь возможность убедить комиссию в течение 5—10 минут в том, что он/она является тем, кем является и кем хочет продолжать свою жизнь. Принимая решение, комиссия имеет власть над дальнейшей жизнью этого человека. По словам опрошенных мной людей, остается неясным, чем руководствуется комиссия в своих решениях — порой кажется, что в основе лежат гендерные стереотипы и мифы.

«Он спрашивал несколько раз, когда я собираюсь начать носить костюм и состригу ли длинные волосы».

«Он прокомментировал мою внешность, сделал “комплимент”, сравнивая с другими посетителями. Сказал, что в основном сюда приходят какие-то парни среднего возраста с размером ноги 45, которые выглядят как моряки и которым никогда не стать красивыми женщинами».

По словам Раммуля, вопросы об одежде или связанных с ней сексуальных реакциях и эмоциях полностью актуальны. Он добавляет, что не знает, какие эмоции эти вопросы могли вызвать у приходящих к нему людей.

Врач, которого в комментариях портала Tervisetrend описывают как обладающего тонким чувством юмора, отрицает, что посмеивается над пациентами. Также говорит, что другие врачи могут не иметь соответствующей подготовки и опыта для работы с трансгендерными людьми — такие отзывы он получил от своих пациентов. «Пациенты, обращавшиеся к разным специалистам, мне рассказывали о странных случаях», — говорит Раммуль. То, что порой он и сам мог отпустить неуместную шутку, Раммуль считает абсолютно невозможным.

В обширном исследовании о доступе к юридическому признанию гендера для проживающих в Европейском союзе трансгендерных людей, опубликованном в 2020 году, говорится, что доступ к признанию гендерной идентичности и заместительной гормональной терапии часто предоставляется скорее тем, кто представляет свой выбранный пол наиболее традиционным способом, то есть как можно более женственным женщинам и мужественным мужчинам.

В Эстонии есть два юридических пола: женщина и мужчина. По мнению опрошенных, о своей гендерной самоидентификации, если она располагается вне бинарного разделения «мужчина/женщина», с членами экспертной комиссии лучше вообще не заговаривать, так как это может существенно замедлить или даже препятствовать процессу признания гендерной идентичности.

По словам респондентов, подробнее изучить тему или обсудить варианты в комиссии не представляется возможным: либо вам дадут зеленый свет, либо отправят восвояси. «Это же нормально, что при принятии такого важного решения возникают вопросы или сомнения, особенно когда информации так мало», — подобное отношение вызывает недоумение у Родиона, студента-искусствоведа. В ответ Раммуль прокомментировал, что всё, что он может сделать, это следовать существующим правилам и что следует дождаться новой Международной классификации болезней (МКБ), которая, быть может, даст специалистам больше свободы в процессе принятия решений касательно признания половой принадлежности.

Проблемы создает не только общение с комиссией, но и вся система

Одно дело — работа комиссии, которую опрошенные назвали поверхностной, а другое дело — вся процедура юридического признания гендерной идентичности.

Согласно эстонскому законодательству, трансгендер имеет право привести документы в соответствие с собственной гендерной идентичностью по прошествии двух лет с момента принятия решения комиссией и начала заместительной гормональной терапии. Внешний вид начинает меняться в желаемом направлении уже в начале терапии, в течение первых нескольких месяцев, но сразу обменять документы невозможно. Таким образом, человек вынужден жить и подтверждать свою личность документом, не отражающим ни его внешность, ни гендерное самовыражение.

Для человека, начавшего гормональную терапию, эти два года весьма тревожны, полны хлопот — он постоянно вынужден объяснять незнакомым людям свой пол и внешность. Например, фармацевт может не согласиться продавать лекарство, отпускаемое по рецепту, потому что он думает, что покупатель представил фальшивый документ, или человек не может выполнять свои рабочие обязанности, потому что охранник ждал лицо противоположного пола, или не может купить билет на поезд со скидкой или открыть счет в банке. Подобных случаев много, и они повторяются.

Во время каждой поездки Маркуса пограничники проводили контактный досмотр, просматривали его документы и спрашивали окружающих, мальчик он или девочка. «Трансгендерный переход был травматичным процессом. Я пытаюсь об этом забыть», — говорит работающий консультантом Маркус.

Непрозрачная система и недостаток информации

Мои собеседники описывают систему как сложную для понимания и труднодоступную. Об экспертной комиссии по смене пола нет публичной информации, что существенно затрудняет доступ. В последние годы информация была опубликована на веб-сайте Эстонской ЛГБТ-ассоциации, но недоступна через каналы Министерства социальных дел или медицинские семейные консультации, то есть учреждения, куда все эстонцы, нуждающиеся в услугах по признанию пола, должны были обращаться. «Весь процесс как будто составлен на скорую руку», — говорит Сара.

Также сложно узнать время приема комиссии, так как на электронные письма не отвечают. Вместо этого вы должны неоднократно звонить доктору Раммулю и добиваться ответа. О совершенной записи на прием не остается никакой официальной отметки. Если слишком много спрашивать и настаивать, могут и обругать (Раммуль этого тоже отрицает). О времени визита будет объявлено незадолго до его проведения, а если время не подойдет, то встреча будет перенесена на отдаленное будущее. Комиссия обычно собирается два раза в год.

«Все эти темы, связанные с деятельностью комиссии, такие секретные и непрозрачные, прямо атмосфера судного дня. Если вы сами через это не прошли, то не знаете, чего и ожидать», — говорит Маркус.

Концентрация на диагнозе и противоречивость

В истории болезни Эммы в качестве диагноза стоит транссексуализм и гендерные расстройства. «В повседневной жизни я не чувствую никаких недомоганий, но для семейного врача я человек с диагнозом».

Постановление требует, чтобы комиссия диагностировала у трансгендера медицинское психическое расстройство (гендерная дисфория или транссексуализм), но при этом, что немаловажно, без каких-либо других психических расстройств. В нормативных актах не учитывается, что из-за широко распространенной в обществе трансфобии трансгендерам с большой вероятностью приходилось страдать и от длительной депрессии. «Никогда не знаешь, станет ли упоминание о депрессии для тебя препятствием при обсуждении твоего случая в комиссии», — говорит Сара.

Кроме того, такой диагноз противоречит решению Всемирной организации здравоохранения от 2019 года прекратить классификацию гендерной дисфории и транссексуальности как психических и поведенческих расстройств.

Патологизация транс-идентичности является основой враждебных убеждений, дискриминации и психологического и физического насилия в отношении трансгендеров, поскольку она рассматривает трансгендеризм как негативное явление, которое требует лечения, а не как состояние — способ самовыражения и самоидентификации.

Язык и содержание нормативных актов устарели

Согласно постановлению, на основании решения комиссии министр социальных дел (после разделения деятельности министерства это делает министр здравоохранения и труда) подписывает приказ, который позволяет начать гормональную терапию. Выдающий разрешение министр не встречается с человеком, начинающим гормональное лечение, и не участвует в выдаче разрешения никаким иным способом, кроме как подписывая документ.

Трансгендерный мужчина упоминается в приказе министра как «социально адаптированная женщина-транссексуал». «Я подаю заявку на изменение гендерного маркера, чтобы стать мужчиной, у меня есть на это разрешение, но потом читаю в документе, что я транссексуал и… женщина. Это что, сертификат drag queen, трансвестита?» — озадачен терминологией документа Родион.

Действующий закон противоречив, поэтому остается неясным, является ли гормональная терапия обязательной по закону. Хотя доступ к медицинским процедурам жизненно важен для большинства трансгендерных людей, поскольку они помогают привести внешний вид в соответствие с внутренним «я», всё же они нужны не всем, также не все могут использовать их по состоянию здоровья. В случае с эстонской практикой гормональной терапии не избежать, так как прохождение терапии является обязательной предпосылкой для изменения юридического гендерного маркера в документах.

Transgender Europe, Amnesty International и Эстонская ассоциация ЛГБТ критикуют системы, в которых юридическое признание гендерной идентичности в обязательном порядке привязано к медицинским вмешательствам, и рекомендуют разделить их. Такой опосредованный подход подрывает право человека на физическую неприкосновенность и свободу самоопределения.

Люди, нуждающиеся в поддержке, вынуждены сами обучать специалистов

Почти все опрошенные сталкивались с тем, что когда они обращались за помощью или советом, им приходилось самим инструктировать медицинского работника, психолога или должностное лицо.

Йоозеп: «Мой семейный врач абсолютно растерялся, когда я попросил его выдать направление к генетику. Он начал говорить, что я должен подумать о благополучии своих родителей, а не огорчать их своим трансгендеризмом. Он ясно дал понять, что я делаю что-то предосудительное, когда на самом деле принимаю единственно правильное для своего психического здоровья решение».

Родион описал свой визит к эндокринологу для исследования возможности гендерного перехода: «Он ничего не знал, и все оставшиеся полчаса, которые я был там, мы вместе искали в интернете, что нужно делать. Он распечатал для меня это постановление о транссексуальности от 1999 года, и я начал самостоятельно его изучать, чтобы составить дальнейший план действий».

Поскольку за пределами социальных наук ни в учебных программах медиков, ни в других гуманитарных программах не рассматривается конкретно вопрос трансгендеров или социального пола, подготовка специалистов, контактирующих с трансгендерными людьми, является делом случая. Это означает, что на человеке, ожидающем поддержки, будет непрестанно лежать бремя постоянного обучения специалистов.

Проблемы носят структурный характер и начинаются с законодательства

Препятствия, с которыми приходилось столкнуться респондентам, — устаревшие нормативные акты и механизмы признания пола, коммуникативные проблемы и стереотипы, во власти которых находятся порой даже ведущие специалисты, отражают и воспроизводят установки, с которыми сталкиваются трансгендерные люди в обществе.

Ситуация бы намного улучшилась, если бы в процедуре признания гендерной идентичности государство отделило медицинские процедуры от юридических. Замена гендерного маркера не должна зависеть от заместительной гормональной терапии, и человек должен иметь возможность решать самостоятельно, что именно ему нужно.

Вместо комиссии было бы достаточно прохождения человечной консультации на предмет состояния психического здоровья и заявления о необходимости признания гендерной идентичности, представленного в соответствующие органы. В качестве примера можно привести Данию, Бельгию или Португалию, где система работает именно таким образом, и аналогичная договоренность рекомендована в эстонском альтернативном отчете Сети по вопросам равного обращения.

Государство могло бы предлагать несколько вариантов признания пола, поскольку опыт и потребности людей могут варьироваться. Доминирующее отношение «сверху вниз» и, как следствие, постановка одного и того же диагноза и назначение плана лечения всем обратившимся не соответствуют принципам свободного самоопределения.

Люди, с которыми я разговаривала в ходе работы над этой статьей, сказали, что в конечном счете всем им нужно одно: чтобы общество и официальные учреждения признавали трансгендеров и их право на самоопределение так же, как признаются те, чей пол при рождении совпадает с гендерной идентичностью. В то же время постоянные вопросы, сомнения и комментарии как в медицинской системе, так и в повседневной жизни сигнализируют о том, что человек должен быть постоянно готов оправдывать свое существование и бороться за него. Такое положение открывает путь к травмам, депрессиям и уходу от общества.

Безусловно, ко всем трансгендерным людям нужно относиться, уважая их человеческое достоинство.

Статья подготовлена ​​на основе опыта семи человек. Сара, Родион, Йоозеп, Виктория, Маркус, Эмма и Терье, спасибо вам.

* В статье даны ссылки на респондентов в соответствии с их пожеланиями — либо имя/фамилия, либо имя.

Наша рекомендация государству по защите интересов наших трансгендеров, заключается в следующем:

внести изменения в законопроект признания половой принадлежности, разделив процессы медицинского и юридического признания гендера. Гарантировать, что юридическое признание пола основано на самоопределении. Мы также рекомендовали Эстонии внести изменения в касающееся трансгендерных людей законодательство в представленном в ООН теневом отчете о ситуации с правами человека в Эстонии. Подробнее об этом можно прочитать здесь.

Впервые текст был опубликован на эстонском языке. 

На русский язык перевела Марина Пушкарь.