Протесты иранских женщин: мое тело — мое дело!

“Действующий режим — это шайка старцев, считающих, что они могут править Ираном, опираясь на нормы 1400-летней давности, которые они, как сами полагают, хорошо знают и правильно толкуют, — заявил историк Аббас Милани в интервью ведущей телеканала CNN Кристиан Аманпур иранского происхождения. — Однако иранцы — это современные люди, которые хотят равноправия. Они устали от гендерного апартеида”.

Хилле Хансо из Feministeerium побеседовала в Стамбуле с двумя женщинами, олицетворяющими тех самых современных иранок, о которых говорил Милани. Их зовут Сомайе Миршамси и Захра Сафаджуи.

В Стамбуле, как и во многих других городах мира, после убийства Махсы Амини прошли многочисленные протесты против иранского режима. Амини была курдкой, приехавшей в гости к родственникам в Тегеран, где полиция нравов обвинила ее в нарушении закона о ношении хиджаба¹. Ее взяли под стражу, а после жестокого избиения она впала в кому и скончалась. Смерть Амини послужила толчком к массовым протестам в Иране, где в столкновениях с органами правопорядка продолжают гибнуть люди. Это народное движение даже прозвали иранской феминистической революцией.

Начнем с самого важного. Является ли ношение хиджаба обязательным в исламе? В мире насчитывается 57 стран с преимущественным или крупным мусульманским населением, но носить хиджаб требуют только в нескольких из них. Кажется, что дело, скорее, в политике государств и патриархате. Или просто разные исламские течения по-разному интерпретируют это требование?

Сомайе Миршамси: В исламе нет ни одного закона, который делал бы хиджаб обязательным. Это правило, скорее, вытекает из хадисов, мусульманских преданий времен пророка. Но с помощью хиджабов правители получают инструмент контроля над женщинами. Сегодня мы наблюдаем это на примере Афганистана. У всех направлений ислама есть свои толкования, но даже шииты не могут доказать, что ношение хиджаба должно быть обязательным. К сожалению, наше правительство путает политику с религией и использует ислам для пропаганды консервативных взглядов. Во всем исламском мире хиджаб является обязательным только в Иране и Афганистане, где после захвата власти талибы вернули это требование. До падения ИГИЛ оно также применялось на захваченных территориях Сирии и Ирака. Даже в Саудовской Аравии — где действуют самые жесткие исламские законы и грешникам рубят головы, как во времена пророка — хиджаб требуют носить только в Мекке и Медине.

Я родилась мусульманкой, но я не верю во все предписания. Религия сама по себе — это женоненавистничество. Буду убеждена в этом, пока в Ватикане не появятся женщины-священники, и в исламе женщины не получат равных с мужчинами прав. Тогда я признаю, что да, религия не направлена против женщин.

Многие ли женщины в Иране носили бы хиджабы по доброй воле?

Захра Сафаджуи: Сложно сказать. Возможно, половина. Но даже многие из тех, кому нравится носить хиджаб, говорят, что священнослужители не должны требовать этого ото всех.

С.М.: Моей маме за 60, она верующая и покрывает голову всю свою жизнь. В прошлом году она решила от этого отказаться. Она объясняла, что долго об этом думала и пришла к тому, что к покрытию головы взывает не господь, а живые люди. Мать моего супруга носит черную чадру², но поддерживает меня и соглашается, что это не должно быть обязательным требованием. Она сказала мне: “Мой выбор — носить чадру. Если тебе это не нравится, то у тебя есть право отказаться”. Такое мнение сейчас широко распространено в Иране. Женщины хоть и носят хиджаб, но считают, что каждый должен решать сам.

З.С.: Женщины считают, что если для властей хиджаб — это политический инструмент, то они снимут его. Они не хотят, чтобы их хиджаб был чьим-то инструментом манипуляции.

Захра Сафаджуи. Фото: личный архив

До Исламской революции 1979 года в Иране не требовалось носить хиджаб. Но затем власть захватил аятолла Хомейни, религиозный консерватор, который, например, подвинул в сторону одного из идеологов революции, приверженца левых взглядов Али Шариати. Хомейни объявил, что Иран будет меняться. После свержения авторитарного шаха Мохаммеда Резы Пехлеви (отец которого, к слову, запрещал хиджаб) в стране ждали позитивных изменений. Как все это в итоге отразилось на женщинах?

З.С.:  До революции ношение хиджаба было добровольным. Через месяц после смены режима глава совета Исламской революции Талегани сказал, что нет причин для переживаний и женщины сохранят все права, а хиджаб не станет обязательным даже для мусульманок. Хомейни подтверждал его слова.

Но уже через год Хомейни запретил женщинам входить без хиджаба в правительственные учреждения. 8 марта на улицы Тегерана с протестами вышли около ста тысяч женщин, но их голос остался неуслышанным. Спустя пять лет в Иране приняли еще более жесткие законы, в которых уже прописывалась поголовная обязанность носить хиджаб, а за неисполнение предусматривалось наказание и для женщин, не являющихся мусульманками. До этого Иран был похож на Турцию. Кто-то носил хиджаб, кто-то — нет, и споров вокруг этого не было.

И это не единственный появившийся дискриминационный закон. В Иране женщин лишили многих прав, и так остается по сей день. В стране до сих пор практикуются так называемые “убийства чести”, и законы толком не защищают женщин. Можете описать положение дел подробнее?

З.С.: Мы бесправны. Если после замужества мы хотим получить паспорт, то наши мужья должны дать нам на это специальное разрешение и подписать его. Если хотим заменить паспорт на новый, то мужья и в этом случае должны дать добро.

С.М.: Женщин заставляют носить хиджабы. Им не разрешают путешествовать без позволения мужа или ночевать одной в гостиничном номере. Им не дают права на воспитание своего ребенка. Супруг может запретить женщине учиться или работать. Если отец убивает дочь во имя чести, то его нельзя за это наказать. “Убийства чести” — частое явление. Один из последних примеров — убийства Ромины Ашрафи и Мобины Сури.

З.С.: Феминизм в Иране борется за возвращение всего того, что государство отняло у женщин и о чем рассказывает Сомайе. Мы не хотим отобрать власть у мужчин. Мы хотим равноправия и выступаем против патриархата. Хотим сделать женщин сильнее, а не лишить мужчин контроля. Многие мужчины в Иране плохо информированы и не понимают сути. Они полагают, что женщины хотят начать править и отодвинуть мужчин в тень. Они не понимают, что в некотором смысле мы стараемся и ради их блага. Ведь в равном обществе и им самим жилось бы лучше.

Понятно, что протестуют не исключительно против необходимости покрывать голову, а с более комплексными задачами, выступают против неравноправия в целом. Тотальный контроль половины населения по религиозным мотивам позволяет держать в узде и всю страну в политическом смысле. Среди жителей Ирана хиджаб стал политическим символом, символом борьбы за свободы в целом.  

С.М.: Действительно, дело не только в головном уборе. Наша борьба более разносторонняя и имеет более глубокие корни. Требование о ношении хиджаба — это только один из примеров. Нас с самого детства учат тому, что у нас нет даже элементарных прав. Вот моя история: отец, чтящий и уважающий традиции, хотел контролировать мою жизнь и жизнь моей сестры. В 16 лет я начала работать помощницей своей сестры, которая была художником сцены в театре и на телевидении. У нас не было четкого рабочего графика. Когда возвращались домой после заката, он всегда на нас набрасывался. Наказывал нас, кричал, бил. Специфика нашей работы была такова, что мы не могли всегда следовать его указаниям. Пока отец был жив, он продолжал относиться к нам неподобающе. А нам было некому пожаловаться. Женщин приучают и заставляют быть “хорошей дочерью” или “хорошей женой”. Это началось 43 года назад.

Я знаю много разных иранских женщин с хорошим образованием, которые остро переживают несправедливое к ним отношение. Понимание того, что тебя лишили всех прав, которыми в других местах женщины обладают естественным образом, должно быть, вызывает ощущение безысходности. Как вы с этим справляетесь?

С.М.: Так и есть, но в то же время это делает иранских женщин все крепче и злее. Эта ярость теперь вылилась и на улицы. В ответ на убийство Махсы в стране вспыхнуло пламя гнева.

З.С.: Согласно законам, с нами постоянно обращаются как с преступницами. Махса надела хиджаб, но полиции не понравилось, как именно она его носила. Я и сама попадала в передряги в Иране из-за того, каким образом на мне был надет хиджаб. От нас требуют, чтобы волосы были полностью спрятаны, как на всяких официальных плакатах. А мы носим хиджабы так, чтобы волосы виднелись.

Власти отвечают демонстрантам: “Чего вы жалуетесь? Она не следовала правилам, следовательно, она преступница. А если мы задерживаем преступников, то иногда они умирают”.

Лейтмотив такой, словно речь об убийце, а не о молодой женщине, приехавшей из провинции в гости в Тегеран. Режим никогда не признает свои ошибки, а только лишь обвиняет своих граждан и выдуманных врагов. Такая безнаказанность пробуждает в людях еще больше злобы.

Да, я помню, как в 2020 году Иран несколько дней тянул, прежде чем признать, что это он в ответе за сбитый украинский пассажирский самолет, взлетевший из Тегерана. Тогда погибли больше 170 человек. А совсем недавно иранское правительство отрицало, что против украинского гражданского населения использовались дроны-убийцы иранского происхождения. Когда отрицать дальше уже было невозможно, то заявили, что поставки дронов были осуществлены еще до войны. Вы говорите, что подобное поведение — правило, а не исключение?

С.М.: Да. Поначалу они отрицали, что самолет был сбит. Через пять дней, когда все уже было совершенно очевидно, взяли вину на себя. С дронами та же история, совсем уж очевидные вещи не оспоришь. Подобные истории приводят людей в бешенство. Злоба накрывает не только женщин, но и мужчин. Даже традиционные мусульманские семьи.

З.С.: Отрицание и попытки уйти от ответственности — отличительные черты этого режима. У этого нет ни конца ни края.

“Jin, Jiyan, Azadî! Zan, zendegi, azadi!” Иранцы выступают за свободу и против насилия перед консульством Ирана в Стамбуле и скандируют на курдском языке и на фарси: “Женщина, жизнь, свобода!”. Фото: Хилле Хансо, Стамбул

Как развивается ситуация в стране в последнее время? Как нынешняя волна протестов отличается от тех, что были в 2009 или 2019 годах?

С.М.: Когда в 2009 году лидера реформаторов Мусави³ взяли под стражу, движение затихло. В этот раз у протестов нет предводителя, и это хорошая стратегия, поскольку тогда невозможно задержать конкретного человека, ответственного за демонстрации. Сейчас каждый — активист.

Ситуация меняется с каждой минутой. Когда в тегеранской тюрьме Эвин вспыхнул пожар, множество заключенных куда-то подевались, пропали. Режим в смятении, поскольку у протестов нет конкретного лидера. Их не остановить по обычной схеме, путем устранения одного человека. Это движение широких масс, и людей призывают присоединяться через социальные сети. Разумеется, в Иране пытаются блокировать все каналы распространения информации, но мы научились пользоваться VPN. В Иране мы привыкли считать, что любую трудность можно решить с помощью изобретательности.

Какую еще тактику используют активисты, кроме уличных протестов?

С.М.: На протяжении 33 лет правления у Хаменеи всегда имелся в запасе какой-нибудь выдуманный враг. Вину за все свои промахи и ошибки он сваливал на какую-то невидимую силу. Как и все диктаторы, он не слушает свой народ. Даже если бы он решил прислушаться, сейчас уже все равно было бы поздно. Люди не верят ему и его пропаганде. Тактика заключается в том, что нужно продемонстрировать это, и задействовать в этом тех, кто прежде не осмеливался выражать несогласие.

Согласно официальным данным, в 2021 году в президентских выборах приняли участие 48,8 процента граждан, имеющих право голоса. Меньше, чем когда-либо прежде в Исламской республике. В Тегеране показатель был и того меньше — 26 процентов. Можно согласиться с тем, что если люди бойкотируют выборы, то это очевидный сигнал всей системе. Но военные, полиция, Басидж ⁴, разведка и другие органы по-прежнему поддерживают режим. Это разве не показатель того, что протест все еще недостаточно широк?

З.С.: В ряде городов полиция выступила на стороне протестующих. Но вы правы — полиции нельзя доверять. Это вполне может быть ловушкой.

С.М.: Полицейские могут быть согласны с протестующими, но они должны подчиняться режиму. К тому же в Иране полицейские пользуются различными привилегиями. А за выражение симпатии протестующим они могут отправиться в тюрьму. Казнь через повешение за измену — в Иране это запросто. А за протестами продолжают наблюдать и неопределившиеся. Если протесты расширятся, они встанут на сторону сильных.

В память о “кровавом ноябре” 2019 года сейчас бастуют иранские лавочники.  Протестующие действуют более напористо и жестко, несмотря на то, что государство готово применять больше насилия, чем прежде. Какой позиции сейчас придерживаются профсоюзы нефтяной отрасли?

С.М.: Власти стараются не злить профсоюзы, поскольку прошлую волну протестов начали именно они. Но и в их случае недовольства подавляются со всей строгостью. Доводилось слышать, что нефтяников, остановивших работу, взяли под стражу.

Вы не опасаетесь, что из-за отсутствия плана действий протестное движение иссякнет, как это было в Ливане, Ираке и других странах?

З.С.: Наша цель — крах системы, известной как Исламская республика Иран. Когда мы добудем свободу, то хотим жить в светском государстве, где уважают права и свободы.

С.М.: Как женщина и гражданка Ирана, я хочу, чтобы у нас в стране все группы населения обладали равными правами и уважали друг друга. В течение 43 лет власти разобщали людей, действовали по принципу “разделяй и властвуй”. Все эти годы нам говорят, что курды хотят отделиться от Ирана, что белуджи хотят отделиться. Это не так. Именно сейчас, когда убили курдскую женщину, мы обратили внимание, что на помощь пришли азербайджанцы, и арабы с белуджами тоже начали выражать протест. Жители Ирана в целом увидели, что власти намеренно распространяли ложь о разных этнических группах, чтобы держать нас всех под контролем. Теперь мы знаем, что все эти люди просто хотят видеть Иран свободным! Возможно, единичные лидеры национальных меньшинств хотят перевести волнения в этническую плоскость, но поскольку протестуют все и их требования одинаковые, то это уже не имеет особого значения.

З.С.: Теперь власти хотят сделать виноватыми иранцев, живущих за границей. Провести между нами разделительную черту, сделать из них врагов. Нам долго твердили, что если в Иране вам что-то не нравится, то можете проваливать. Поэтому диаспора сейчас поднимает голову. Мы не считаем себя в этой ситуации посторонними. Сердцем мы в Иране и навсегда там останемся. Когда мы стоим за себя как за иранцев, мы также выступаем за тех, кто живет в Афганистане, Сирии и так далее.

Сейчас мы выступаем против расизма, сексизма и дискриминации разных социальных групп. Ведь в какую из них ты бы ни входил, мы все — иранцы. Между мужчинами и женщинами могут быть разногласия, но дело не в половой принадлежности и небинарных людях. Дело в дискриминации.

“Сестра моя, твой хиджаб — твое достоинство! Хиджаб — это самое ценное украшение для женщины!” В метро Тегерана и в целом в городе то тут, то там встречаются призывы к женщинам о подобающем внешнем виде. Фото: Хилле Хансо, Тегеран

Ваши мужья, отцы и братья поддерживают перемены?

С.М.: Мой муж всегда был феминистом и всегда меня поддерживал. Знакомые и друзья из числа мужчин всегда разделяли наши стремления. Мужчины вместе с женщинами выступают на улицах. Многие были арестованы или погибли. Они понимают, что если женщины завоюют свободу, то свободными станут и мужчины. Думаю, поэтому мы можем называть происходящее феминистической революцией. Курдские женщины в Секкезе были первыми, кто снял головные уборы и сжег их. Мужчины поддержали их. Их примеру последовали в Тегеране, Тебризе, Ширазе и так далее. Женщины действовали при поддержке мужчин. В этом народном движении лидерская роль принадлежит женщинам, поскольку именно они страшно угнетены.

Кем являются те женщины, которые поддерживают правительство и осуждают протесты? В Иране насчитывается около 25 ведомств, которые занимаются вопросами целомудрия и женских головных уборов. И находятся женщины, которые считают это правильным.

С.М.: В высших эшелонах власти есть такие женщины, как Энсия Хазали⁵. Подобные ей женщины консервативных взглядов получают большие зарплаты и наслаждаются привилегиями. Правительство поддерживают и несколько телеведущих. Но я полагаю, что они все-таки в меньшинстве. На другом фланге — феминистки и активистки. За публичную критику властей можно угодить в тюрьму. Им не разрешают проводить общественные мероприятия.

З.С.: Нужны ли нам в принципе лидеры — это вопрос. Наличие лидеров сделало бы нас более уязвимыми. Взять, например, журналистов ⁶, которые распространили новости о Махсе Амини. Теперь они в тюрьме лишь потому, что делали свою работу.

Демонстрация консервативно настроенных иранских студентов. Фото: Брюс Деторрес / Flickr

Чем нынешние протесты отличаются от предыдущих?

С.М.: Мне самой 37, и я могу сказать, что это поколение 20-летних не испытывает страха. Они смелее нас, участвовавших в ”зеленом движении” ⁷. Они бросают вызов безжалостной полиции, поскольку знают свои права. Они распространяют инструкции, как защищать себя на улицах. Страх им чужд. Я горжусь ими.

З.С.: Режим обманул наше поколение, наделив нас ложными надеждами с помощью политических трюков и реформ. Теперь мы насквозь видим их вранье. Теперь мы не верим ни единому слову политиков. Они убивают все больше людей вместо того, чтобы признать убийство Махсы. Новое поколение не готово с этим мириться.

С.М.: И в этот раз у нас есть социальные сети.

Демонстрация в стамбуле. “Zan, zendegi, azadi!”. Фото: Хилле Хансо, Стамбул

Что вы думаете о том, что женщины в других странах — например, политики и активистки — отрезают пряди волос в знак поддержки женщин Ирана? В некоторых мусульманских общинах женщины в знак протеста снимают хиджабы. Это все может помочь?

З.С.: Даже если все это несет исключительно символический смысл, всегда приятно ощущать поддержку. Значит, нас слышат, и это согревает сердца иранцев.

С.М.: Это все хорошо, но этого недостаточно. Франция решила посмертно вручить звание почетного гражданина Махсе Амини, но в то же время эта страна не добивается настоящих перемен в Иране. Мы не станем довольствоваться символическими мерами. Мы хотим, чтобы наше правительство принудили отказаться от убийства людей. Необходимо прекратить всякие контакты с Ираном, но не с народом Ирана. У многих членов иранского правительства есть родственники за границей. Им не составляет труда выезжать из страны и обходить санкции, переводя деньги на счета родственников. Этого нельзя допускать.

З.С.: Санкции бьют по обычным гражданам Ирана, тогда как с властями хотят и дальше вести нефтяной бизнес. Граждане не могут открывать банковские счета, а у правительства есть несколько опций для денежных переводов.

Переместимся ненадолго из Ирана в Европу. Что вы думаете о недавнем решении Суда Европейского союза, который постановил, что работодатели могут наложить общий запрет на ношение на рабочем месте религиозных, философских или духовных символов (если этот запрет применяется ко всем работникам без дискриминации отдельно взятых групп). Речь, в том числе, про головные уборы. Не напоминает ли это требование иранских властей, но ровно наоборот? Поскольку хиджабы носят только женщины, то вопрос, можно считать, феминистический. Как вы к этому относитесь?

С.М.: Да, если кто-то диктует женщинам правила внешнего вида, то это нарушает свободу личности точно так же, как это происходит в Иране. Мы не против ни одной религии! Мы за свободу вероисповедания. Никто не должен указывать женщинам, что им носить, а что — нет. Мое тело — мое дело! Как кто-то может быть вправе решать за нас? Почему нельзя уважать личный выбор каждой женщины?

Женщины в Иране. Фото: Хилле Хансо

Перевод: Михаил Малкин

1. Хиджаб — собирательное название накидок для покрытия головы мусульманками. Оставляет лицо открытым, может иметь самый разный дизайн: от простого куска ткани, тюрбана, до чадры и бурки.
2. Чадра — черное покрывало, которое закрывает фигуру с головы до ног и носится иранскими женщинами на улице.
3. Мир-Хосейн Мусави — премьер-министр Ирана в 1981-1989 годы. С 2011 года вместе с супругой находится под домашним арестом, поскольку был одним из лидеров “зеленого движения”.
4. Басидж — созданное в 1979 году полувоенное религиозное народное ополчение, интегрированное в состав Корпуса стражей исламской революции. В мирное время его члены обеспечивают соблюдение исламского социального кодекса, действуя в качестве полиции нравов в парках и пунктах контроля. Охраняют шиитскую религиозную систему управления и революционные ценности.
5. Энсия Хазали — вице-президент по делам женщин и семьи. Президент Сейид Ибрахим Раиси назначил ее в этой должности в 2021 году.
6. Нилуфар Хамеди и Элаэ Мохаммади — журналистки газеты оппозиционного толка, содержащиеся в печально известной тюрьме Эвин. После обвинения в шпионаже в пользу ЦРУ им грозит смертная казнь.
7. «Зеленое движение” в Иране — так называют протестное движение, возникшее по следам президентских выборов 2009 года. Тогда демонстранты требовали отставки президента Махмуда Ахмадинежада. По своему размаху протесты сравнивали с Исламской революцией 1979 года.