Как освещать сексуализированное насилие?

Изабель Йезерска, студентка факультета политической теории и политологии Тартуского университета, критикует освещение изнасилований в эстонской прессе. Изабель приводит примеры того, как провести четкую границу между изнасилованием и сексом в тексте, и на что следует обратить внимание при освещении сексуализированного насилия.
Предупреждение! В статье описано изнасилование.

В сентябре прошлого года издание Eesti Ekspress опубликовало статью о том, как мужчина изнасиловал женщину: «Мужчина залез в ванну, одной рукой удерживал там женщину, а другой пытался возбудить ее ниже пояса. […] Украинка впала в немой ступор из-за стресса и не смогла позвать на помощь. Пребывая в сильном страхе за свою жизнь, женщина отказалась от дальнейшего сопротивления. Лицо Алексея от этого наполнилось радостью. Он отвел ее в спальню и занялся с ней сексом сначала орально, затем анально с помощью масла и, под конец, вагинально».

Подчеркну, что Алексей был осужден за изнасилование. С точки зрения эстонского права, лицо, пережившее сексуализированное насилие, должно доказать, что вступило с обвиняемым в половую связь против своей воли, или что в его отношении было совершено иное действие сексуализированного характера “либо с применением насилия, либо воспользовавшись его состоянием, в котором он не мог сопротивляться или понять, что происходит». В законе не используется слово “секс” – выбран гораздо более точный и нейтральный термин “половая связь”.

Журналист же решил описать этот случай изнасилования фразой “заниматься сексом”, вероятно, не понимая, что тем самым он преуменьшает несправедливость, от которой страдают люди, пережившие изнасилование, а также определяет слово “секс” в своем лексиконе как “насильственное проникновение”, что не соответствует концептуализации понятия секса в современной культуре. Секс не всегда связан с проникновением. Это разнообразные, игривые и ориентированные на удовольствие действия, основанные на взаимном согласии.

Изнасилование – не секс

В случае взаимодействия сексуализированного характера достаточно отсутствия желания и согласия, чтобы сильно травмировать пострадавшего. Чтобы серьезно отнестись к предотвращению травм, мы должны рассматривать сексуализированное насилие с точки зрения отсутствия согласия: любое сексуализированное взаимодействие является изнасилованием в отсутствие согласия. Применение физического насилия или использование беспомощности являются отягчающими обстоятельствами, а не определяющими характеристиками изнасилования. Мы должны сделать все, чтобы предотвратить подобные травмирующие ситуации и безоговорочно их осудить. Мы можем сделать это, концептуализируя изнасилование в первую очередь с точки зрения отсутствия согласия.

Но что такое согласие? Каждый активный участник сексуальных отношений несет ответственность за обеспечение того, чтобы он/она и его/ее партнер(ы) могли свободно давать или не давать согласие и четко выражать свое желание или его отсутствие. Это также распространяется на присутствие недвусмысленного сексуального согласия до начала сексуальных действий. Активное участие в сексуальных отношениях означает, что стороны имеют возможность выбирать, давать согласие или нет, и что каждая сторона имеет возможность дать согласие однозначно и с энтузиазмом. Предположение согласия не является согласием, как не является согласием и молчание. Согласие характеризуется ясностью и энтузиазмом. Если человек не проявлял активного интереса к каждому этапу сексуальной связи, значит, он не давал своего согласия.

Важны также и обстоятельства сексуальных действий. Если мужчина спрашивает женщину, хочет ли она заняться сексом, держа нож у ее горла, даже если она осторожно кивает и говорит “да”, это не означает, что она дала согласие. Если обстоятельства не допускают искреннего согласия, то половой акт является изнасилованием.

Говоря о сексе, мы подразумеваем сексуальные действия, требующие согласия всех участвующих сторон. Согласие как процесс состоит из общения (в том числе и физического), направленного на достижение общего понимания, приемлемого для всех сторон, при котором учитываются все пожелания и/или удовлетворение.

Информация, представляемая в средствах массовой информации, не должна смешивать понятия секса и изнасилования, а также распространять мифы и гендерные стереотипы, так как это способствует распространению необоснованных предубеждений.

Что не так с историей, опубликованной в Eesti Ekspress?

Я приведу наглядный пример, чтобы лучше проиллюстрировать, почему словосочетание “заниматься сексом” не может описывать изнасилование. Представим себе рассказ в похожей формулировке, где вместо взрослой женщины жертвой насильника является ребенок: “Мужчина залез в ванну, одной рукой удерживал там ребенка, а другой рукой пытался возбудить его ниже пояса. […] Ребенок впал в немой ступор из-за стресса и не смог позвать на помощь. Пребывая в сильном страхе за свою жизнь, ребенок отказался от дальнейшего сопротивления. Лицо Алексея от этого наполнилось радостью. Он отвел его в спальню и занялся с ним сексом сначала орально, затем анально с помощью масла и, под конец, вагинально”.

Я думаю, любому покажется ужасным описание опыта ребенка, пережившего изнасилование, словами: “мужчина занимался сексом с ребенком”. Конечно, скептически настроенный читатель может заметить, что мы обычно не думаем о детях, находящихся в отношениях со взрослыми, как о дающих сексуальное согласие, и поэтому мы не можем описать эту ситуацию как секс. Можно возразить, что, в отличие от ребенка, взрослая женщина может дать сексуальное согласие мужчине, и, таким образом, мы можем описать эту ситуацию как секс.

Но правильно ли думать, например, о спящем, потерявшем сознание или сильно пьяном человеке, как о согласившемся? Мне кажется, что нет, потому что согласие может быть дано лишь в том случае, если человек понимает, что с ним происходит. Скептически настроенный читатель может теперь подумать, что женщина была в полном сознании в момент изнасилования, но, тем не менее, отказалась от сопротивления. То есть, может показаться, что она добровольно предпочла не сопротивляться. Но было бы абсурдно утверждать, что женщина дала согласие на сексуальную активность в ситуации, когда ей угрожает, например, насилие или причинение вреда ее детям. И в этой конкретной истории видно, что контекст не позволял женщине дать согласие, потому что мужчина имел над ней власть. Он вел себя агрессивно и угрожал ей, говоря, что “все может плохо кончиться”. Если бы женщина начала сопротивляться, в идеале, конечно, мужчина бы успокоился и отступил. Но столь же вероятно, что на сопротивление он отреагировал бы еще большей агрессией.

О сексе лучше говорить в контексте обязательного согласия всех участвующих сторон, т.е. обязательным условием секса является четкое взаимное согласие. Также имеет смысл говорить об изнасиловании как об акте сексуализированного характера, на который хотя бы одна сторона не выразила своего согласия. Четко отличая секс от сексуального насилия, мы можем однозначно осудить изнасилование, а секс ассоциировать в первую очередь с положительными вещами — близостью, возбуждением, желанием и удовольствием.

Об ответственности журналистов

Говоря о сексе и изнасиловании вперемешку, забывая о согласии и удовольствии, мы препятствуем распознанию сексуализированного насилия. Такая путаница касается совершающих сексуализированное насилие, свидетелей, а также самих жертв. Любое сексуализированное насилие, даже то, что признается постфактум, травмирует, потому что насильник обесчеловечил, объективировал и подчинил свою жертву. К сожалению, пережившие изнасилование часто испытывают чувство вины и стыда, несмотря на то, что они не виноваты в произошедшем. В эстонском обществе широко распространено обвинение жертв сексуализированного насилия, что возлагает на них часть ответственности и усиливает чувство вины и стыда.

Обвинительное отношение подпитывается использованием слова “секс” при описании случаев изнасилования, потому что создается впечатление, что все стороны были активными участниками ситуации и, следовательно, все стороны, включая жертву, должны нести ответственность. Обычно, говоря о сексе по обоюдному согласию, мы подразумеваем взаимодействия между активными и ответственными лицами, давшими свое согласие. Однако в случае изнасилования насильник лишил жертву возможности принимать решения. Журналисты должны быть знакомы с феноменом обвинения жертвы и подчеркивать в своих текстах, что жертвы сексуализированного насилия не виноваты в том, что с ними произошло.

Учитывая, что 2-6% женщин ежегодно становятся жертвами сексуализированного насилия, а в полицию обращаются лишь 1-2% пострадавших, журналисты должны быть особенно осторожны при освещении подобных случаев. Мне кажется, что мы все несем ответственность за переживших изнасилование. А также, за то, чтобы не преуменьшать несправедливость, от которой они пострадали, и поддерживать их в восстановлении.

Как освещать сексуализированное насилие?

Те же события журналист мог бы описать так: “Мужчина залез в ванну, одной рукой удерживал там женщину, другой ощупывал ее половые органы. Женщина впала в немой ступор из-за стресса и не смогла позвать на помощь — замирание во время изнасилования — обычное шоковое состояние. Женщина очень боялась за свою жизнь и отказалась от дальнейшего сопротивления. Отсутствие сопротивления придало мужчине еще больше пыла. Он отвел ее в спальню и сперва затолкал свой пенис ей в рот, а затем с помощью масла проник в ее анус и влагалище”.

О чем следует помнить, освещая сексуализированное насилие

1. Одежда не указывает на желание заняться сексом.
2. Тот факт, что человек слишком много выпил, шел домой один ночью, или лежал голым в постели с мужчиной, не означает, что он виновен в изнасиловании. Любой человек имеет право не давать согласия в любой ситуации.
3. История сексуальных отношений жертвы сексуализированного насилия не оправдывает изнасилования.
4. Акт изнасилования имеет сексуализированную природу, но не следует путать его с сексом. Их также необходимо четко различать на уровне понятий.
5. Освещение не должно повторно виктимизировать переживших сексуальное насилия, а язык статьи должен быть уважительным по отношению и ним. Например, некоторые люди могут предпочесть, чтобы о них писали именно как о переживших сексуализированное насилие.
6. Выбор изображения важен – особенно неуместно иллюстрировать историю изнасилования “сексуальным” фото.
7. “Мужчина изнасиловал женщину” лучше передает ситуацию, чем безличное “женщина была изнасилована”. Первый вариант дает понять, кто несет ответственность за несправедливость, от которой пострадал человек, переживший сексуализированное насилие. Изнасилование — это не природное явление, которое, как дождь, случается само по себе. Ни одно изнасилование не происходит без насильника. Это также можно подчеркнуть при выборе сопутствующих изображений.
8. Освещению произошедшего может также поспособствовать статистика показателей частоты сексуализированного насилия.
9. Статьи, подробно описывающие изнасилование, должны начинаться с соответствующего предупреждения.

Читайте также

Из словаря Феминистериума: что такое сексуальное согласие и обвинение жертвы

«Закон о сексуальном согласии окружен мифами: как его принимали в разных странах Европы»

Учебный материал по более этичному освещению сексуализированного насилия в СМИ (на эстонском языке)